Юрий Грымов: «… В последнее время у нас защищают всё, кроме культуры…»

Личность

---

- Мировая пандемия изменила жизнь каждого человека, причём не в лучшую сторону. Это время заставило многих пересмотреть свои жизненные ориентиры, отношения с людьми и к людям. С точки зрения режиссера, что полезного дала Вам прошлогодняя большая «пауза»?


Юрий: Я помню, как Георгий Рерберг, кинооператор, с которым я начинал в свое время снимать картины, сказал такую фразу: «Режиссер всегда одинок. Если в твоей команде появятся хотя бы один-два человека, которым не безразлично то, чем вы занимаетесь, это уже достижение». Я тогда не до конца понимал, что он имел ввиду. Но вся эта пандемия - как раз тот самый случай, когда режиссер находится наедине с собой, и большинство решений он принимает сам. За это время появилось больше возможностей погрузиться в самого себя, задать себе вопросы, и не всегда приятные. Я ясно понял, что мне хочется общаться с умными, интересными людьми, а не с прикольными. Мне нравится получать знания, подпитывать свой интерес к жизни. И эту самую уникальную возможность – дружить с умными людьми – в наибольшей степени даёт именно театр.

-  В конце года Вы выпустили спектакль «Кладбище понтов». Как к Вам пришла эта идея с машинами? Как Вы, будучи водителем, относитесь к своей машине, разговариваете ли с ней?

Юрий: Идея пришла очень просто: я увидел заявку молодого драматурга Рины Ю  на мультфильм. Буквально полторы страницы текста. И сначала у меня и у моих знакомых, которые ее прочитали, промелькнула мысль, что поставить на сцене театра это невозможно. Этот момент «невозможно» - он и возбуждает! Что значит – невозможно? Мне кажется, в театре возможностей больше, чем в кино. Театр не утратил художественность и образность, в отличие от кино, которое за последние пять лет стало очень конкретным и плоским.
Я подумал, что эти границы невозможного – очень условные. И мы приступили к работе над этой идеей, которая тогда еще даже не была пьесой. Главное в этой истории – не то, что герои машины, а то, что остается со зрителем после спектакля, – свет надежды, веры в хорошее. Причем достигается этот эффект не за счет текста, а как-то иначе. Именно этим мне очень понравилась история. Она ближе к притче, она не плоская, и, как мне кажется, это то, чего нам всем сегодня очень не хватает.
А что касается машин — я их люблю, но с ними не разговариваю, так как вокруг меня всегда есть люди, с которыми мне приятно вести беседу. 

 

-  В спектакле Вы рассказываете о силе, которой обладают автомобили, о том, как машины защищают своих хозяев. А был ли у Вас такой случай в жизни?

Юрий: Слава Богу, такого не было, но мне кажется, что автомобиль спасает всегда. Машина не только комфортно передвигает меня из пункта А в пункт В, но по дороге оберегает, дает мне уверенность. Я скажу честно, что лет десять назад ездил с водителем, но уже давно этого не делаю и даже удивляюсь, как я раньше мог так ездить. Машина – это единственное место, где я один. Я рад, что всегда окружен людьми, но иногда побыть одному бывает полезно. В машине я вроде и один, но не чувствую одиночества. Поэтому я отношусь к машине не просто как к средству передвижения, для меня это нечто большее.

-  В новом году у Вас грядёт большая премьера – спектакль «Женитьба». Почему Вы взялись именно за эту пьесу, которая создана по мотивам сразу трех классических произведений русской литературы?


Юрий: Я себе часто задаю вопросы: «Как живет классика во времени? Как складываются судьбы великих пьес»? В последнее время стал себя ловить на мысли, что, если бы мы сегодня сели за стол и попробовали средневековую еду, уверен, было бы много отравлений, проблем с пищеварением. То же самое я могу сказать и про классические произведения. В чем их гений: не меняя смысла, ты меняешь подход и угол зрения, а мысль доносишь совершенно свежую, сегодняшнюю, в формате «здесь и сейчас». Когда театры кичатся: «Мы - классический театр, у нас идут только классические постановки!» — это смешно. Никто из ныне здравствующих не жил в девятнадцатом веке! И в отдельно взятом, конкретном зрительном зале таких людей тоже нет и быть не может.

Гений этих произведений в том, что они живут, что бы с ними ни делали на сцене. В них говорится о человеке, а человек не меняется. А в джинсах он или в камзоле – это вообще не имеет никакого значения. Вы серьезно думаете, что, если на сцене люди выходят в кринолинах и играют оригинальную пьесу, – они из девятнадцатого века? Нет! В большинстве случаев это ряженые из двадцать первого века. Сегодня просто примерить на себя костюм невозможно, сразу появляется ощущение «ряженых персонажей». И причина, кстати, даже не в том, что художник по костюмам недоработал, а в самой работе над ролью. Посмотрите, как фальшиво выглядят российские актеры в военной форме. Поэтому я стараюсь опираться на мысли великих авторов, но все же пропускать эти мысли через себя. Ведь этим же занят и зритель в зале во время спектакля: он точно так же пропускает все увиденное и услышанное через себя, примеряет на себя действительность, созданную авторами на сцене.

Я против понятия «театр-музей». Я понимаю, что такое театральный музей, где собраны вещи, артефакты, сохранившиеся киносъемки спектаклей, отношусь к ним уважительно и с большим интересом. Но понятия «театр-музей» не может существовать, это некое кокетство, вроде «мы - классический театр». Посмотрите: когда в любой театр приходит новый худрук, театр меняется, причем часто меняется кардинально. До Марка Захарова в «Ленкоме» был Анатолий Эфрос. Их же нельзя сравнивать! О какой преемственности тут можно говорить? Или когда был Любимов, потом Эфрос или Гончаров в другом театре – это совершенно разные планеты. А пьесы шли у всех одинаковые. А планеты-то разные!

Возможно ли сохранить это «классическое» в неизменном, законсервированном виде? Нужно ли это делать? Считаю, нет. Получается «лжеглянец» по мотивам школьной программы по литературе. Это в музее все фиксируется, сохраняется в неизменных формах. А театр – живой организм, в котором все время что-то меняется.

- Считаете ли Вы, что классика на сцене театра всегда будет интересна зрителю? Или сегодня предпочитают современные вещи?


Юрий: То, что зритель видит сегодня, - все равно современное. Даже классические произведения сегодня звучат актуально, зрители узнают в героях себя. Но я, конечно, немного помогаю зрителю. Когда я прочитал пьесу М. Горького «На дне», я совершенно отчетливо понял, что великий гений Горького заключается не в том (вернее, не только в том), как поразительно точно автор передал атмосферу, в которой происходит действие, а в том – что происходит с героями, как глубоко и достоверно писатель показывает их падение. Поэтому я решил взять этот материал для постановки в «Модерне» и, не меняя текст оригинала, перенес события в luxury-район на Рублевке. И если у Горького герои – клошары, бомжи и опустившиеся люди, то я говорю о богатых людях, которые могут все себе позволить. Что значит «богатый»? То есть, у него есть возможности. А он не может их реализовать, потому что пал. Потому что он разрушен изнутри. Он пуст. И эта пустота поглощает не только его самого, но и окружающих. Об этом и писал Горький. И эта пьеса сегодня звучит очень современно! И очень тревожно. Потому что сегодня мы ощущаем эту пустоту вокруг.

В этом заключается сила классических произведений. А одеты они в «старое» или «новое» – неважно. Одежда, костюмы, декорации могут только помочь в раскрытии темы, замысла драматурга. Переодеться можно, но, если на сцене при этом больше ничего не произойдет, получится клоунада. А если режиссер попадает в мысль драматурга из любого времени, то образ уже не важен, вы работаете с мыслью. В нашей постановке «На дне» мы постарались рассказать историю ее героев сегодняшним языком.


-  Как в спектакле «Женитьба» оказалась Лолита Милявская, она сразу согласилась играть?


Юрий: Лолита сразу согласилась. Она - поклонница нашего театра и видела весь репертуар. Что мне кажется важным: она сама покупает билеты, а не просит контрамарки. Это очень хорошо ее характеризует. Лолита репетирует в спектакле «Женитьба» главную роль Агафьи Тихоновны, но, конечно, переживает из-за того, получится ли у нее стать членом команды. Это же не просто ее концертное выступление, это работа в ансамбле, коллективе актеров, которые давно работают друг с другом. И она хочет достойно вписаться в этот ансамбль, а не выпирать из него.

В этом контексте я не очень люблю антрепризы, где вокруг «человека из телевизора» двигаются статисты, обслуживая его. Мне скучно на это смотреть! Другое дело — Лолита. Она очень хочет быть актрисой, и у нее отлично получается! Она - очень яркий и профессиональных человек и делает все возможное, чтобы быть драматической актрисой.

- Что сегодня для Вас самое сложное в работе над этим спектаклем? А что приносит искреннее удовольствие?


Юрий: То, что сложно, и приносит удовольствие!


- Во всех Ваших постановках так или иначе звучит тема любви. В премьере, спектакле «Женитьба», это - любовь по расчету. Как Вы считаете, неужели в наше время люди действительно разучились искренне любить и вступают в брак только в поисках лучшей жизни?


Юрий: Раньше круг общения обычного человека ограничивался соседями по дому и коллегами по работе. И расширялся этот круг в зависимости от интеллектуального уровня и творческих способностей личности: чем умнее и интереснее был человек, тем большую аудиторию он мог собрать, в прямом и переносном смыслах. Сейчас все изменилось. Интернет, соцсети катастрофически девальвировали ценность интеллекта и настоящего творчества. Миллионные аудитории в Сети сегодня собирают люди, которые пару десятков лет назад могли рассчитывать лишь на внимание дворовой компании — максимум. Тиражируются и, что самое пугающее, становятся популярными глупость и пошлость. Успех любой ценой, без оглядки на порядочность, честь и прочие «устаревшие» нормы морали. Причем под успехом сегодня почти всегда подразумеваются деньги и власть. Мне все это кажется невыносимо пошлым. Даже если ты просто намекнул, что тебе не по душе сегодняшние идеалы масс, — ты уже лузер.
Я уверен, что романтическое отношение к миру, к отношениям мужчины и женщины – это прекрасно, лично я никогда не стеснялся того, что я романтик. А сегодня многие этого стесняются.

- Выбор материала для Ваших спектаклей всегда очень неожиданный. Чем Вы еще планируете удивить зрителей в 2021-м году?


Юрий: Я никогда не ставлю во главу угла задачу удивить зрителя. Для начала нужно удивить себя тем, что мне, как режиссеру, хочется прожить ту или иную историю. А если мне удается убедить в этом и актеров, заинтересовать их, то получаются хорошие спектакли. Я очень хочу в этом году поставить «Белую гвардию» Булгакова. Но там я не собираюсь что-то переворачивать, как в спектакле «На дне», очень популярном у нас в театре. Мне кажется, в «Белой гвардии» и так все понятно - что происходит в семье, на улице, как ломается страна, там все это отлично описано. Боюсь, нам наяву предстоит испытать что-то подобное описанному в романе. Хотя, я очень надеюсь, у нас все будет не так «жестко». Но в том, что изменения грядут, – я уверен.

- Как Вы считаете, каким для нас станет 2021-й год в плане культуры, каких изменений Вы лично бы хотели?


Юрий: Я надеюсь, что чиновники обратят больше внимания на сферу культуры, так же, как они в одночасье повернулись к медицине, когда «жареный петух клюнул»: сразу поняли, что при «оптимизации» медицины были совершены серьезные ошибки. Я думаю, что выводить людей из пандемии, из психологического кризиса будут не только и не столько психологи, сколько люди культуры. И я надеюсь, что политики и чиновники это поймут.
Хочется напомнить знаменитую историю, когда Черчиллю во время войны сказали: «Давайте сократим расходы на культуру, война же!», он ответил: «А что же тогда мы будем защищать?» Точнее не скажешь. Мне кажется, что в последнее время у нас защищают всё, кроме культуры, хотя видимой войны нет. Я надеюсь, что чиновники оценят необходимость людей культуры, как и врачей, — они нужны для того, чтобы мы могли называться «обществом», «страной». Но сейчас об этом молчат. Если послушать, что говорят чиновники, становится страшно: ни слова о культуре.

Interviewer: Екатерина Юрина